Ни Мерри, ни Пиппин не могли вспомнить большей части путешествия. Кошмары и злая реальность смешались в их представлении… Они шли, стараясь не терять из виду темного следа, время от времени подгоняемые хлыстами. Если они останавливались или спотыкались, их хватали и некоторое время тащили.
Тепло орочьего напитка исчезло. Пиппин снова ощутил холод и боль. Неожиданно он упал лицом в траву. Жесткие руки с рвущими когтями ухватили и подняли его. Его снова понесли, как мешок, и тьма сомкнулась над ним: он не мог сказать была ли это темнота второй ночи или тьма в его глазах.
Смутно слышал он многочисленные голоса орков: по-видимому они требовали остановки. Что-то кричал Углук. Пиппин почувствовал, что летит на землю; коснувшись ее, он почти тут же уснул. Но ненадолго спасся он от боли: вскоре он вновь почувствовал на себе жесткие руки. Его долго толкали и трясли, наконец тьма отступила, он снова оказался в реальном мире и увидел, что уже утро. Выкрикивая приказы орк грубо швырнул Пиппина на траву.
Пиппин полежал немного, борясь с отчаянием. Голова у него кружилась: по теплу в теле он предположил, что ему дали еще глоток орочьего напитка. Над ним наклонился орк и бросил ему кусок хлеба и полоску сушеного мяса. Пиппин с жадностью свел черствый серый хлеб, но мяса не стал есть. Он был голоден, не настолько, чтобы есть мясо, брошенное ему орком: он не смел подумать, чье это может быть мясо.
Он сел и огляделся. Мерри был поблизости. Они сидели на берегу быстрой узкой реки. Впереди виднелись горы; высокий пик отражал первые лучи солнца. Перед горами виднелись темные леса.
Слышалось множество криков и споров: и казалось, вот-вот снова вспыхнет ссора между северными и изенгардскими орками. Одни указывали на юг, другие на восток.
— Хорошо, — сказал Углук. — Предоставьте это мне. Пусть боевые урук-хей, как обычно, выполнят всю работу. Если боитесь белокожих, бегите! Бегите! Вон леса! — Он указал вперед. — Идите туда! Это ваша лучшая надежда. Убирайтесь! И побыстрее, пока я не срубил еще несколько голов, чтобы добавить разума остальным.
Было еще много споров, ругани и проклятий, после чего большая часть северян бросилась вдоль реки по направлению к горам. Хоббиты остались с изенгардцами — угрюмыми смуглыми орками, которых было не меньше восьмидесяти, косоглазыми, с короткими широколезвенными мечами. Лишь несколько наиболее храбрых северян осталось с ними.
— По крайней мере разделались с Гришнаком, — сказал Углук.
Многие изенгардцы тоже с тревогой поглядывали на юг.
— Я знаю, — ухмыльнулся Углук. — Проклятые лошадники учуяли нас. Это твоя вина, Снага. Тебе и другим разведчикам следовало бы отрубить уши. Но мы бойцы, мы поедим лошадиного мяса, а может, и чего-либо получше.
В этот момент Пиппин увидел, что кто-то из орков указывает на восток. С этого направления доносились хриплые крики. И вот снова появился Гришнак, а за его спиной несколько десятков длинноруких и кривоногих орков. На их щитах был нарисован красный глаз. Углук пошел им навстречу.
— Значит вы вернулись? — спросил он. — Подумали немного?
— Я вернулся, чтобы проследить за выполнением приказа и чтобы пленники были в безопасности, — ответил Гришнак.
— Неужели? — усмехнулся Углук. — Напрасные усилия. Я сам прослежу за выполнением приказа. А еще для чего ты вернулся? И ты убежал второпях. Забыл что-нибудь.
— Я забыл дурака, — фыркнул Гришнак. — Но с ним осталось несколько крепких парней, которых мне жаль. Я знал, он заведет их в беду. Я пришел помочь им.
— Великолепно! — засмеялся Углук. — Но если у тебя нет мужества для борьбы, ты выбрал неверный путь. Твоя дорога в Лугбург. Белокожие приближаются. Что случилось с твоим драгоценным назгулом? Или под ним подстрелили другую лошадь? Если ты привел его с собой, это может оказаться полезным. Или он ни на что ни способен?
— Назгул, назгул, — сказал Гришнак, дрожа и облизывая губы, как будто у этого слова был неприятный вкус. — Ты говоришь о том, чего не понимаешь, Углук. Назгул! Ах! Однажды ты пожалеешь, что сказал это. Обезьяна! — выпалил он. — Ты должен знать, что назгул — это зрачок великого глаза. А крылатый назгул, пока еще нет. Он позволит им показаться по эту сторону реки, но не скоро. Они для войны — и для других целей.
— Похоже ты много знаешь, — сказал Углук. — Больше, чем хорошо для тебя, я думаю. Но пусть в Лугбурге думают как да почему. А тем временем урук-хей, как всегда, выполнят грязную работу. Не дрожи здесь! Собери свою толпу! Остальные свиньи убежали в лес. Тебе лучше последовать за ними. Ты не вернешься к Великой Реке живым.
Изенгардцы схватили Мерри и Пиппина и потащили их на спинах. Отряд снова выступил. Они шли час за часом, останавливаясь только для того, чтобы передать хоббитов своим свежим носильщикам. То ли потому что они были быстрее и сильнее, то ли по какому-то плану Гришнака, изенгардцы обогнали вскоре орков из Мордора, и отряд Гришнака сомкнулся сзади. Скоро они начали догонять и ранее ушедших северян. Лес приближался.
Пиппин весь был в синяках, одежда его изорвалась, голова болела; рядом он видел грязные челюсти и волосатые уши несшего его орка. Прямо перед ним были согнутые спины, крепкие толстые ноги, поднимающиеся и опускающиеся: вверх-вниз, вверх-вниз, безостановочно, как будто они были сделаны из проволоки и рога; они отбивали кошмарные секунды бесконечного времени.
В полдень отряд Углука догнал северян. Они тащились в ярких лучах зимнего солнца светившего с бледного холодного неба; их головы были опущены, языки высунуты.