— Тогда что же стало с ними?
— Не знаю. Они могли быть убиты и сожжены вместе с орками; но вы говорите, что этого не может быть, и я не боюсь этого. Я могу только предположить, что до начала битвы их унесли в лес, может быть еще до того, как вы окружили своих врагов. Можете ли вы поклясться, что никто не выскользнул из ваших сетей таким образом?
— Я могу поклясться, что ни один орк не сбежал после того, как мы увидели их, — сказал Эомер. — Мы достигли окраины леса раньше их, и если после этого какое-либо живое существо прорвало наш окружение, это был не гоблин; такое существо должно обладать волшебными свойствами.
— Наши друзья одеты так же, как и мы, — сказал Арагорн, — а вы прошли мимо нас при свете полного дня.
— Об этом я забыл, — сказал Эомер. — Трудно быть уверенным в чем-нибудь среди подобных чудес. Весь мир становится необыкновенным. Эльф в компании с гномом путешествуют по нашим степям; можно говорить с госпожой леса и остаться в живых; и меч, который был сломан еще до того, как отцы наших отцов приехали в Марку, снова возвращается к войне! Как может человек решить, что делать в такие времена?
— Но добро и зло не изменилось за прошлый год, — сказал Арагорн. — Они те же у гномов, эльфов и людей. Дело человека — различать их и в злотом лесу, и в собственном доме.
— Это верно, — сказал Эомер. — Я не сомневаюсь ни в вас, ни в том, чего жаждет мое сердце. Но я не могу делать все, что хочу. Наш закон не позволяет чужеземцам свободно разъезжать по нашим полям, и только король может дать такое разрешение… Этот закон стал особенно строг в наши опасные дни. Я прошу вас добровольно пойти со мной, но вы не хотите. Но ведь не могу же я начинать битву ста против троих.
— Не думаю, чтобы ваш закон говорил о таких случаях, — сказал Арагорн. — Я не совсем чужеземец; я бывал в этой земле и раньше, и не один раз; я ехал с войском Рохиррима, хотя и под другим именем и в другой одежде. Вас я не видел: вы слишком молоды, но я разговаривал с Эомундом, вашим отцом, и с Теоденом, сыном Тенгела и никогда в прежние дни ни один высокий военачальник этих земель не принуждал человека отказываться от такого поиска, как мой. Мой долг ясен — идти дальше. Вы должны сделать выбор, сын Эомунда. Помогите нам или по крайней мере не мешайте. Или попытайтесь выполнить ваш закон. Если вы так поступите, меньше ваших воинов вернется к королю, меньше станет участвовать в войне.
Эомер некоторое время молчал, потом заговорил:
— Мы оба должны торопиться. Каждый час уменьшает вашу надежду, а мои товарищи раздражаются из-за задержки. Мой выбор таков: можете идти. Более того, я дам вам лошадей. Прошу только об одном: когда ваш поиск закончится или окажется напрасным, верните лошадей к Энтвейду, где в Эдорасе, в золотом зале сидит теперь Теоден. Тогда вы докажете, что я не ошибся. Я рискую собой, может, всей жизнью в надежде на вашу честность. Не обманите меня!
— Не обманем, — сказал Арагорн.
Всадники сильно удивились, бросали мрачные и сомнительные взгляды, когда Эомер отдал приказ передать свободных лошадей чужеземцам, но лишь Эостен осмелился говорить открыто.
— Может, это и хорошо для этого лорда из Гондора, если он говорит правду, — сказал он, — но кто слышал о том, чтобы лошадь Марки давали гному.
— Никто, — ответил Гимли. — И не беспокойтесь: никто и не услышит об этом. Я предпочитаю идти, чем сидеть на спине у такого большого и свирепого животного.
— Но вы должны ехать, иначе вы задержите нас, — заметил Арагорн.
— Вы можете сесть со мной, друг Гимли, — сказал Леголас. — Тогда все будет хорошо.
Арагорну дали большую темно-серую лошадь, и он сел на нее.
— Ее имя Хасуфель, — сказал Эомер. — Пусть она носит вас лучше и приведет к большой удаче, чем Гарульфа, своего бывшего хозяина.
Меньшую и более легкую, но норовистую и живую лошадь дали Леголасу. Звали ее Арод. Леголас попросил убрать с нее седло и уздечку.
— Мне они не нужны, — сказал он и легко вспрыгнул на лошадь.
К удивлению всадников, Арод был спокоен и послушен, он двигался взад и вперед по первому слову всадника: таков был эльфийский обычай обращения с лошадьми. Гимли помогли сесть на лошадь за Леголасом, он вцепился в своего друга, но более спокойный, чем Сэм Гэмджи в лодке.
— Прощайте, я желаю вам отыскать то, что вы ищете! — воскликнул Эомер. — Возвратите этих лошадей, и пусть тогда наши мечи сверкают вместе!
— Я приду, — сказал Гимли. — Слова о госпоже Галадриэль все еще стоят между нами. Я должен научить вас вежливым речам.
— Посмотрим, — ответил Эомер. — Так много странного произошло, что учиться хвалить прекрасную госпожу под ласковыми ударами топора гнома будет не более удивительно… Прощайте!
С этим они расстались. Быстры были кони Рохана. Когда немного спустя Гимли оглянулся, отряд Эомера был уже далеко позади. Арагорн не оглядывался: он смотрел на след, по которому они скакали, низко пригнув голову к шее Хасуфель. Вскоре они оказались у берегов Энтвоша и здесь увидели другой след, о котором говорил им Эомер. След шел с востока.
Арагорн спешился и осмотрел землю, затем, прыгнув в седло, проехал немного на восток, держась в стороне от следа и стараясь не наступить на него. Потом снова спешился и еще раз осмотрел след.
— Мало что можно обнаружить, — сказал он вернувшись. — Главный след затоптан всадниками, когда они скакали назад. Но этот след с востока свеж и ясен… Никто не возвращался по нему назад к Андуину. Теперь мы должны ехать медленнее, чтобы быть уверенными, что ни один след не сворачивает в сторону. С этого места орки уже знали, что их преследуют: они могли предпринять попытку как-то спрятать пленников до того, как их догонят.