Две башни - Страница 104

104

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Фарамир. — Если он поверил в утверждение Арагорна, как вы говорите, он глубоко уважал бы его. Но ведь крайний случай еще не настал. Они не достигли еще Минас Тирита и не стали соперниками в войне.

Но я отклоняюсь. Мы в доме Денетора знаем много преданий, и еще больше скрывается в наших сокровищницах: книги, свитки древнего пергамента, надписи на камне, на золотых и серебряных листах. И многие надписи сделаны неизвестными письменами, и читать их невозможно. Многие свитки никогда не разворачивались. Я немного могу читать их, потому что учился… Именно эти записи привели к нам серого пилигрима. Впервые я увидел его, когда был еще ребенком, и с тех пор он два или три раза был у нас.

— Серый пилигрим? — переспросил Фродо. — У него было имя?

— Мы называли его Митрандиром, на манер эльфов, — сказал Фарамир, — и он был удовлетворен этим. — «У меня много имен в разных странах, — говорил он. — Митрандиром я зовусь среди эльфов, Таркуном — среди гномов; на западе, в дни моей юности, теперь забытые, я назывался Олорином, на юге меня хорошо помнят, как Инкануса, на север — Гэндальфом, а на востоке я не бываю».

— Гэндальф! — воскликнул Фродо. — Я так и думал, что это он. Гэндальф Серый, лучший из советчиков. Вождь нашего товарищества. Он погиб в Мории.

— Митрандир погиб! — сказал Фарамир. — Злая судьба, кажется, преследует ваше товарищество. Трудно поверить, что обладатель такой великой мудрости и могущества — много удивительных дел совершил он меж нами — погиб. Вы уверены в том, что он действительно погиб, а не ушел от вас куда-нибудь?

— Увы, да! — сказал Фродо. — Я видел, как он упал в бездну.

— Я чувствую здесь ужасный рассказ, — сказал Фарамир, — и, может, вы поведаете мне его вечером. Этот Митрандир был, как я теперь догадываюсь, не просто знатоком древних легенд; он был могучим двигателем деяний, свершающихся в наши дни. Если бы он был среди нас, он смог бы нам объяснить слова из нашего сна, и нам не нужно было бы посылать вестника. Но, может, он не смог бы сделать это, и судьба Боромира была предначертана. Митрандир никогда не говорил нам о том, что будет, и не открывал свои цели. Он получил разрешение Денетора — как, я не знаю, — искать тайны в нашей сокровищнице, и я немного узнал от него когда он склонен был учить меня (это случалось так редко). Он разыскивал сведения и расспрашивал обо всем, что касалось великой битвы у Дагорлада при основании Гондора, когда был свергнут он, тот, кого мы не называем по имени. И он особенно интересовался Исилдуром, хотя о нем мы меньше могли рассказать: никто из нас не знал ничего определенного о его конце.

Голос Фарамира перешел в шепот:

— Но я узнал кое-что, и с тех пор хранил эту тайну в моем сердце: Исилдур снял что-то с руки неназываемого и ушел из Гондора, а после этого его не видел никто из смертных. Именно это что-то и интересовало Гэндальфа больше всего. Но, казалось, эта история касается лишь любителей древних преданий. Потом, когда мы обсуждали значение загадочных слов из нашего сна, впервые я подумал: может быть, проклятие Исилдура и есть та самая вещь. Ибо Исилдур попал в засаду и был убит орочьей стрелой, в соответствии с единственной известной нам легендой, а Митрандир никогда не рассказывал мне больше.

Я не могу догадаться, что это была за вещь: вероятно, наследие великой власти и опасности. Страшное оружие, может быть, изобретенное Повелителем Тьмы. Если эта вещь дает преимущества в битве, я легко могу поверить, что Боромир, гордый и бесстрашны, часто безрассудный, всегда стремящийся к победе Минас Тирита (и тем самым к собственной славе), мог пожелать для себя эту вещь, мог быть искушен ею. Какая жалость, что именно он отправился с таким поручением! Я был бы избран для этого отцом и старейшинами, но он выступил вперед и заявил, что как старший и более твердый, берет это дело на себя.

Но не бойтесь больше! Я не взял бы эту вещь, даже если бы она лежала на дороге. Даже если бы Минас Тирит лежал в руинах, я не взял бы оружие Повелителя Тьмы для его спасения. Нет, я не хочу такого триумфа, Фродо, сын Дрого.

— Этого не хотел совет, — заметил Фродо. — Не хочу и я. Я вообще не хотел иметь дело с такими вещами.

— Что касается меня, — продолжал Фарамир далее, — я хотел бы увидеть белое дерево в цвету во дворе королей, и возвращение серебряной короны, и Минас Тирит в мире — Минас Анор старины, полный света, высокий и прекрасный, прекрасный как королева меж других королев: не как госпожа среди множества рабов, нет, даже не как добрая хозяйка добровольных рабов. Война должна существовать, поскольку мы должны защищать свои жизни против разрушителя, который стремится поглотить все; я не люблю яркий меч за его остроту, стрелу — за ее быстроту, а воина — за его славу. Я люблю лишь то, что они защищают: город людей Нуменора, его древность, его воспоминания и его красоту и мудрость.

Поэтому не бойтесь больше. Я не прошу вас рассказывать мне о чем-то. Я даже не прошу сказать, близок ли я в своих догадках к истине. Но если вы поверите мне, то я, может быть, сумею дать вам совет и даже помочь вам.

Фродо не отвечал. Он боролся со своим желанием помощи и совета, со стремлением рассказать этому справедливому молодому человеку, чьи слова казались такими мудрыми и прекрасными, рассказать все, что было в его мозгу. Но что-то удерживало его. На сердце у него было тяжело от страха и печали: если он и Сэм остались одни, что казалось вероятным, из девяти путников, значит, он один отвечает за сохранность тайны их дела. Лучше незаслуженное недоверие, чем торопливые слова. И воспоминание о Боромире, об опасной перемене, вызванной в нем искушением Кольца, было живо в его мозгу, когда он смотрел на Фарамира и слушал его голос: они были не похожи друг на друга и в то же время так похожи.

104